никогда яростно, с безмолвием взирала на свой рисунок, который она нарисовала в шесть лет; и на котором был изображен большой дом и трое маленьких человечков; и который висел на стене в гостиной сейчас напротив нее… Ее лицо… оно было таким отстраненным… И только слеза, соскользнувшая из уголка глаза и растворившаяся в струящейся по лицу крови, дала понять, что ее чувства никуда не делись… В эти секунды время как будто бы остановилось… Как будто бы в твою сторону произведен выстрел, и пуля медленно приближается к тебе… А ты не в состоянии увернуться от этой неминуемой, смертельной силы… Я должен был сломить эту беспомощность и бессилие. Я должен был что-то сделать, чтобы остановить эти страдания… Глубоко вдохнув, я со всей силы оттолкнулся ногами от пола и повалился на подонка, стоявшего у меня за спиной. Прозвучал выстрел… Но я его уже не услышал… Я уже ничего не слышал, не чувствовал, не осознавал…
Глава 6. ОБЕЩАНИЕ
— Белые панели на потолке — первое, что я увидел, когда пришел в сознание. — продолжил свой рассказ Ваду, миновав его кульминацию, – Я огляделся: не яркий свет, широкая кровать, медоборудование, монотонно работающее и, видимо, анализирующее мое текущее состояние… Все это сопровождалось приглушенной головной болью, хотя и не так сильно тревожащей, если резко не поворачивать головы. Я лежал и смотрел в потолок. Я старался вспомнить произошедшее, которое привело меня сюда — на больничную койку… И память меня не пощадила! Фрагмент за фрагментом всплывали в моем сознании те трагические события, которые случились в моем доме; которые стали разделительной багровой полосой между моей предыдущей жизнью и остатками этой жизни сейчас. Не понадобилось много времени, чтобы вся сложившаяся картина произошедшего взирала на меня из прошлого, отравляя мое настоящее и разрывая мою душу на части. И я ощущал, как эти части все больше отдаляются друг от друга, устремившись к точкам невозврата, к тем линиям, пересекая которые, личность растворяется во мраке и теряется навсегда. Я как можно скорее хотел узнать, что стало с моей семьей после моего переключения в бессознательное состояние. И в тоже время меня пугал ответ на самый главный и первостепенный вопрос: “Жива ли моя дочь и жена?”
Ваду стоял, прислонившись спиной к стене их гостиничного номера, и с задумчивостью смотрел на Номи, а может сквозь нее.
— Я лежал в нерешительности и был не готов предпринять какие-либо действия, чтобы дать понять работникам больницы, суета которых доносилась до меня, что сознание ко мне вернулось. Но так продолжалось совсем недолго и в какой-то момент, прерывая мои раздумья, открылась дверь палаты, и вошла медсестра в присуще таким учреждениям одеянии. Сделав пару шагов, она заметила, как я смотрю на нее. Сразу после этого ее походка ускорилась, и через пару мгновений она оказалась возле меня.
— Как вы себя чувствуете? — спросила медсестра, посмотрев сначала на меня, а потом на аппаратуру, и, видимо, не найдя ничего тревожного, добавила – Лежите! Сейчас я позову врача. — и не дожидаясь ответа на свой вопрос, покинула палату.
— Я лежал и чувствовал, как мое сердце бьется все быстрее. Ведь уже совсем скоро я получу ответ на свой вопрос… Вопрос, который страшно задавать; вопрос, ответ на который либо придаст мне сил и надежд, либо отберет остатки моих сил, а надежды накроет многотонной плитой отчаяния.
Пример комментария